"Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном"
Нагорная проповедь Иисуса Христа (Евангелие от Матфея, 5:19)
Заповеди Моисея, вошедшие в Пятикнижие стали залогом "завета" (мистического договора), заключенного Богом с одним "богоизбранным" народом (евреями). В дальнейшем заповеди стали семантическим ядром нравственного кодекса всего человечества. Десять заповедей - своеобразные пункты договора, в основе которого - простая для восприятия система запретов, строго регламентированный набор табуированных действий. В этой плоскости фотографии Евгения Баля выступают всего лишь как схематичная иллюстрация правил "дорожного движения", если согласиться с сентенцией, что жизнь есть дорога.
С другой стороны, автор не "брезгует" использовать ещё один "замыленный" афоризм (жизнь - театр, а люди в нем - актеры). Его герои, как послушные марионетки, раз за разом выстраивают нехитрые мизансцены заповедей. И здесь невозможно не вспомнить о средневековой религиозно-театральной культуре площадных мистерий, где сакральный пафос "разбавлялся" интермедиями - вставками комедийно-бытовых сценок. Храм и балаган, слитые воедино - вот главная константа проекта "Десять заповедей".
Взяв за основу амбивалентность природы взаимоотношений (любовь/ненависть, зависимость/отторжение) между
"высоким" - сакральным, априори "духовным", и
"низким" - кичевой эстетикой массовой культуры, Евгений Баль создал новый жанр - псевдонародную, программно аматорскую фотографическую икону нового времени.
В своих формальных экспериментах он отталкивался от двух культурно-художественных феноменов: канонической православной иконографии и традиционной формы "вульгарного" народного искусства - лубка. Природу "новых фотопримитивов" Баля следует искать в "наивном" детском искусстве, а нарочитое техническое несовершенство его работ - своеобразная рефлексия на повсеместное тотальное господство конвеерной "машинной" фотографии, оружие которой - "мыльница", десакрализировавшая "таинство фотографии".
Эти квазихроникальные кадры из мифического "семейного альбома" сделанные умышленно небрежно, оказались на удивление адекватной времени иллюстрацией современного понимания "вечных ценностей": без лишнего пафоса и надрыва, с известной долей иронии и отстраненности.
Забавные схематичные фигуры в своей небрежной условности раскрывают генетические связи в цепочке
слово-знак-изображение. Баль создает новый формат
комиксов для взрослых, где отношения текста и изображения не позиционируются как иерархическая система. Вопрос о первичности слова либо изображения даже не ставится, это - вне зоны авторских интересов.
В некотором роде, "Десять заповедей" - отечественный "ответ" популярной в начале 90-тых "Библии в картинках", которую распространяли заезжие миссионеры.
Сам факт обращения молодого художника к теме "заповедей" симптоматичен. И дело тут не столько в проблеме глобального противостоянии "христианской цивилизации" Запада исламскому фундаментализму Востока, сколько в общей для постсоветского пространства тенденции возвращения к "истокам духовности" путем "реабилитации" православия на государственном уровне. Свидетельство этому - всколыхнувшее всю Россию предложение ввести обязательное изучение Закона Божия в школах.
В этом контексте фотографии одесского автора могли бы служить визуальным оформлением к ново-русскому катехизису.
