Guelman.Ru      GiF.Ru      Гельман      Арт-Азбука    



На першу сторінку


 Коло художників
 Архів проектів галереї

    



{ Лінки } { Щоденник Марата Гельмана в ЖЖ } { Карта сайту }   








  Новини
Статті
Галереї
Художники
Виставки
Продаж
Видання
Літосфера
Минувшина

[укр.]
[рус.]


Анонси подій у Києві і в Україні


Новини Галереї Гельмана в Москві



Сьогодні, коли світ настільки єдиний, коли інформація миттєво поширюється, я б перестав виправдувати жертву власною смертю заради благої мети. Хоча, безумовно, ще нещодавно я таке допускав, у тому числі і для себе.







Статті



Сучасне мистецтво: між попитом і пропозицією
"Понедельник", 9 лютого 2004 року


Во вторник, 3 февраля в редакции еженедельника "Понедельник" состоялся очередной круглый стол. Галеристы, художники и эксперты обсуждали состояние украинского рынка современного искусства. Роль ведущего взял на себя редактор отдела культуры "Понедельника" Александр Виноградов.

Александр Виноградов:

- Не секрет, что зазор между просом и предложением на рынке современного искусства сегодня очень велик. Спроса на современное искусство, в том виде, в котором оно существует, не было до того времени, пока вы - здесь присутствующие - не начали с ним работать. И поэтому есть смысл поговорить о том, в каком состоянии находится рынок со временного искусства, почему он находится в таком состоянии, как он развивался, каковы
тенденции его дальнейшего развития? В прошлом году событиями стали первая выставка Музея современного искусства и попытка провести фотобиеналле. Ожидают ли нас еще события такого рода и тенденции к чему-то?

Марат Гельман,
галерист (Москва):

- Хотел бы объяснить сначала, чем принципиально отличается художественный рынок от любого другого. Подходы вроде бы те же. Например, никогда нельзя было бы обсуждать тему рынка нефти с точки зрения только самой нефти - нефть не является субъектом. В то же время, мы можем обсуждать рынок искусства с точки зрения художника потому, что художник сам по себе является субъектом.

Одна из главных специфик этого рынка: существует он или нет, а искусство будет создаваться хотя бы потому, что большая европейская страна должна иметь свое искусство, вне зависимости от того, сложился в ней художественный рынок или нет.

Трудно себе представить, например, что рубашки будут производиться, если они не будут потребляться. А искусство будет производиться, мы это не только представляем, но и знаем. В этом, мне кажется, главное отличие, т.е. здесь "не искусство для рынка, а рынок - для искусства". Здесь рынок является одним из инструментов, который помогает стране, нации воссоздавать, воспроизводить собственное искусство.

Но могут быть и другие инструменты. Кстати, в этом смысле я вполне представляю себе картинку: есть некая страна, в которой нет художественного рынка, но при этом искусство развивается очень активно, бурно, интересно - эта ситуация возможна.

Еще я хотел бы дать какую-то систему координат художественного рынка по отношению к другим рынкам. До войны художественный рынок был похож на рынок редкостей: есть какие-то уникальные вещи, и существует рынок этих вещей. Главной его проблемой являлось формирование цены, потому что она не определяется из того, сколько затрачено на производство. Главной фигурой являлся эксперт - знаток - человек с лупой, который может точно сказать, что это бриллиант, столько-то каратов, настоящий, такая-то прозрачность и стоит столько-то, или то же самое - это настоящий Рубенс, сделан тогда-то, и стоит столько. Такая экспертиза имеет место для "старого" искусства.

Для рынка послевоенного, нового, современного, когда у нас нет проблем с выяснением аутентичности, мы знаем точно, что вот он - живой Ройтбурд, это его работы, и нам не нужны эксперты такого плана; новыми фигурами являются кураторы - люди, которые определяют затраты. И это в таких странах, как Россия и Украина - самое больное место.

Что за люди определяют не прошлое, а будущее, кто они такие, почему именно они и т. д.? Эта система очень зыбкая, И в этом смысле для всех постсоветских стран западный рынок играл роль не столько источника инвестиций, сколько источника легитимности. Т.е. существует некая мировая художественная среда (на самом деле, мы не все знаем, или не думаем о том, что там на самом деле все то же самое), но она для нас является "абсолютно" экспертной. Соответственно, западный рынок - в ответ - доминирующе влияет на все постсоветские рынки. Но не деньгами, а тем, что легитимизирует одно искусство и считает "не искусством" другое.

Третье, подсказка для читателей "Понедельника" - "рынок акций" - когда выстраивается продажа не продукта, а некоторого брэнда, в данном случае - "продажа" художника. И этот "рынок акций" максимально близок современному художественному рынку. В этом смысле критика того, что называется новыми именами, не имеет под собой основания, потому, что как любой рынок акций, он должен иметь список "голубых фишек". Рынок на этом держится, и для того, чтобы существовать, он обязан обзаводиться всем этим. Плюс есть какой-то венчурный капитал, соответственно; если вы спросите человека, который занимается портфельными инвестициями, он ответит: четверть своих денег, например, я могу держать в каких-то других компаниях, которые не входят в мой профильный бизнес. Примерно таким же должно быть соотношение между художниками, которые "навязли у всех на зубах", но зато поддерживают этот рынок, и теми художниками, которые привносятся на рынок.

Если проецировать все это на Украину, то мне кажется, что речь, скорее, можно вести о деньгах для искусства, чем о художественном рынке. Потому что есть новая государственность, соответственно, - у страны будут большие затраты на то, чтобы эту государственность структурировать, т.е. доказать самим себе и всему миру, что мы страна, что мы государство и т.д. В этом смысле, я считаю, что часть этих затрат должна пойти на современное украинское искусство, и это будет очень эффективным, вложением денег, гораздо более эффективным чем попытка выстраивать систему частных коллекционеров.

Мой опыт показывает, что на постсоветском пространстве очень трудно воспитать коллекционеров. Те люди, которые покупают потому, что покупают их западные коллеги, также тратят деньги, но совсем не так покупают. Они не интересуются именами и могут даже не помнить имен тех художников, которые находятся в их коллекции. То же и с людьми, которые покупают картины из интерьерных соображений, и вдруг, почему-то, связались с хорошей галереей - они покупают картину по той же причине.

Коллекционер - это все-таки определенная культура. В советском же обществе в течение 70 лет воспитывалось, что коллекционер - это преступник, а искусство принадлежит народу, не столько в том смысле, что все могут смотреть его, сколько, что тот, кто хочет, чтобы искусство ему принадлежало лично - свои деньги нажил нечестным путем.

Коллекционеров у нас нет. Хотелось бы, чтобы музеи стали коллекционерами. Но музеи не имеют денег, даже те, которые имеют профессиональный ассистенс.

Мне кажется, что обязательно надо создавать т.н. "рыночные институты" - галереи, ярмарки и т.д.

Виктор Хаматов,
президент Центра современного искусства:

- Я бы сказал о неких базовых вещах, которые должны быть понятны в отношении украинского художественного рынка. Известно, что профессиональных художников на Украине порядка 10 тыс. На сегодняшний день существует более 120 галерей в большинстве регионов, в Киеве - около 40 галерей. Существует определенная система вузов и художественных училищ.

По моим подсчетам, в соответствии с вероятностным элементом, емкость украинского рынка примерно $250 млн - если оценивать созданные произведения и среднюю экспертную оценку стоимости этих работ и учитывать фактические покупки этих работ.

Если мы говорим о продавцах, то это - художники. С другой стороны, вся обслуживающая инфраструктура (она, к сожалению, сегодня абсолютно не развита!) - это, пожалуй, лишь галереи и те немногочисленные дилеры - и все. Если говорить о покупателях как о целевой группе, то она составляет, вместе с иностранцами, порядка 50 тыс. человек.

Реально рынок развивается, и цены, безусловно, растут. Даже галереи могут сказать о том, что цены на продаваемые произведения за 5-7 лет практически удваиваются. Если оценить общие продажи за год, вместе с покупками иностранцев здесь и вместе с продажами самих художников за рубежом, то можно оценить годовую продажу до $1 млн. Отсюда мы видим, что проблема формирования украинского рынка - это проблема инфраструктуры, которая пока совершенно не решает вопросов соединения продавца и покупателя. Это и есть проблема ближайших 10 лет.

Кроме того, рынка искусства не бывает без рынка вообще в стране. В противном случае, это стихийные, "базарные", "серые" взаимоотношения. Если мы говорим о прозрачной, легальной рыночной ситуации, то это - цивилизованная ситуация уже сформированного в стране рынка, которого на Украине также нет.

Марат Гельман:

- Кроме рыночных отношений, существует еще и рыночная мифология. И она сыграла очень важную роль.

Дело в том, что когда начала ломаться так называемая советская система, до того как сломался Советский Союз. В 1989-1990 г. русским искусством, украинским искусством, советским искусством считалось одно искусство. А то, что сегодня является современным украинским искусством, занимало нишу, в лучшем случае, молодежных экспериментов каких-то извращенцев. Затем наступил момент, когда вдруг старый институт - Союз художников - вдруг исчез, превратившись из мощной идеологической и политической структуры во владельца зданий и санаториев. И мифология рынка стала очень важным инструментом по продвижению нового искусства в статус "современное".

Прошел какой-то аукцион. Купили за большие деньги это "новое искусство". В десятки раз дороже, чем закупалось то старое. Т. е. мифология рынка сыграла очень важную роль - это надо признать - именно в том, что "новое" искусство заняло место "старого".

Если мы сравниваем рыночные механизмы и нерыночные, например, власть, то власть сегодня не готова выстраивать нормальные отношения с искусством. И поэтому я считаю, что мифологию рынка нужно поддерживать. Потому что сегодня именно в этих галереях, именно в этих отношениях с каким-то западным рынком искусство и выживает.

Александр Соловьев,
Председатель Экспертного совета по изобразительному искусству:

- Если говорить конкретно, что же в те годы поддерживало мифологию рынка, то это был не просто аукцион, а конкретный аукцион Сотбис, проведенный в 1987 году. Это был момент истины, после которого и начался водораздел.

Марат Гельман:

- Насчет того, что же может содействовать развитию художественного рынка, то это - законодательство.

Существуют, условно говоря, французская и американская модели. Какую именно модель выбрать Украине? Я считаю - американскую. Потому что французское правительство, которое собирает большие налоги и тратит много денег на искусство, имеет некий инструмент: оно культурно, цивилизованно, и оно это делает неплохо. Если такой же механизм введут на Украине - будет чудовищно.

Поэтому лучше американская модель, когда есть какие-то фундаментальные льготы, и выбор искусства для поддержки отдан на откуп людям, которые ищут для себя этих налоговых льгот.

Александр Ройтбурд,
директор галереи Гельмана:

- Позволю себе не согласиться с Маратом. Я считаю, что как французская, так и американская модель - одинаково опасны. Потому что и в случае, когда государство будет самостоятельно определять, на какое искусство тратить деньги, и в случае, если выбор будет отдан на откуп людям, ищущим налоговых льгот, я боюсь, что это будет одно и то же искусство.

Мне кажется, что сегодня общество в целом находится в плену старых представлений о функциях искусства, которое сформировано в советское время идеологизированным обществом: якобы искусство - это обслуживание некоей идеологии либо украшение скромного быта. Т. е, в любом случае, нельзя сказать, что у нашего государства или у капитала есть потребность в каком-то самодостаточном искусстве, вписывающемся в интернациональный контекст.

Марат Гельман:

- Когда человек тратит собственные деньги, он ищет максимальное подтверждение того, что все, чем он владеет, обладает некоей стоимостью. Условно говоря, я начинаю коллекционировать - у меня есть определенные представления об искусстве, и через некоторое время я вдруг прихожу к тому, что система подтверждения - единственная на Украине - существует, и это система международного художественного рынка.

Таким образом, я в своем поиске, пусть самом примитивном и меркантильном - по мотивам, все равно прихожу к тому, что ищу то искусство, которое уже соответствует, либо может соответствовать международной системе подтверждения стоимости.

Условно говоря, есть биржи, на которых акции котируются, есть акции, которые вообще нигде не котируются, и только профессионал может взять молодого художника, который нигде не котируется. Так же как и в бизнесе: "Я возьму этот завод - он недооценен - "пустой", я его немного переделаю и, опять же, этой бирже предложу". Поэтому здесь человек, тратящий личные деньги, и государство в лице чиновника, тратящего чужие деньги - занимают принципиально разные позиции.

Константин Дорошенко,
шеф-редактор журнала "ПолитикНАLL, критик:

- Мне кажется, что проблема бизнеса и рынка - это далеко не только проблема законодательства. Потому что когда в той или иной стране, на которую мы равняемся, зарождался тот или иной рынок, не было уже подаренного им, выработанного законодательства, не было никаких специальных правил. Они развивались, исходя из возможностей своего рынка и тех или иных творческих потенциалов, тех или иных бизнесменов. Если мы говорим об арт-рынке, значит, мы говорим о галеристах как о людях, согласных творчески заниматься своим бизнесом и, в первую очередь, думать не только, и не столько об инфраструктуре и о законодательстве, сколько о некоей действительно вполне нормальной мифологии. Это зависит уже во многом от каждого галериста.

Игорь Дюрич,
Фонд Захер-Мазоха:

-Мне хотелось бы задать другой вопрос. Когда мы говорим об арт-рынке или рынке произведений современного искусства, то о чем мы, собственно, говорим? Т.е. нужно определиться в предмете.

Потому что, если мы говорим об определенном товарном рынке произведений искусства, то современным искусством нужно называть все то, что сегодня производится и потребляется. В первую очередь - это киевский Андреевский спуск и то, что украшает жилища наших скромных граждан. Если мы говорим о современном искусстве как таковом, то тогда мы должны задаться вопросом: что есть современное искусство, какова сфера его приложений и т.д.?

Современное искусство все-таки является не просто производством определенного типа товара, а некоей лабораторией, в которой определяется некий тип креативных идей, инструмент рефлексии общества и т.д. и т.п.

Виктор Хаматов:

-Здесь говорили о том, товар это или нет. Если мы говорим "рынок", то мы вынуждены произносить слово "товар".

Виктор Сидоренко,
вице-президент Академии искусств Украины, художник:

- Виктор правильно сказал, что арт-рынок похож на весь тот рынок, который у нас есть. Вы обратили внимание - в мире есть система универмагов, и когда ты приходишь и покупаешь туфли, тебе выдают чек, на котором написана марка, в зависимости от магазина. Если ты заходишь в наш универмаг, то тебе выдают: туфли ты купил у частного предпринимателя Петрова, костюм у Сидорова, т. е. ты зашел в один универмаг, а получается, что вещи ты купил у пяти разных людей.

Я продаю картины, я художник. Ко мне заходят люди, которые покупают работы. Я иногда хочу легитимизировать свою деятельность, потому что я продал достаточно дорогую картину.

Второй момент. Я делаю достаточно серьезный проект, мне дают какую-то сумму денег. Я спрашиваю, где написать какой-то лейбл? - Не надо ничего писать, тебе нужны деньги, я тебе их дал. Это говорит о том, что необходима легитимизация деятельности спонсоров или меценатов, нужно, все-таки, законодательство.

Виктор Хаматов:

- Как только мы произнесли слово "рынок", то должны признать: искусство сегодня является целой отраслью рынка как по объемам, так и по возможностям продаж, и по потенциалу, и просто по классике рынка: есть продавцы, есть покупатели, есть своя инфраструктура, есть специализация и т. д.

Если же мы говорим о рынке, то должны исходить из этой простой, классической модели развития отношений между продавцом и покупателем через всю эту инфраструктуру: мосты, связи, законодательство, нормативная база, посредники, дилеры, галереи и все-все-все, что вписывается в законодательно-нормативный процесс. Если этого не существует, то никакой прозрачности, легальности не будет. А, значит, рынка, в понимании цивилизованного Запада, здесь тоже никогда не будет. А будет то, о чем мы будем умалчивать, то, что не захотим показывать.

Мы никогда не сможем тогда сформировать цены, система ценообразования не будет складываться, реально будет существовать двойная бухгалтерия. Таким образом, мы вынуждены будем всегда заниматься мифологией рынка, вместо реального рынка.

Если мы коснемся западной модели, то, безусловно, мы знаем, что и там тоже есть "левые" дела. Но вопрос в их пропорции. Есть большая доля, все-таки, легальности, и есть маленькая доля нелегальности, с которой мирятся. Здесь же последняя составляет 99,9%.

Марат Гельман:

- Мне кажется, есть более глобальные проблемы, например, утилизация. Ведь любой рынок существует как емкость. Условно говоря, мы, например, пиджаков изготовили или нефти добыли столько-то, и она была потреблена. Потреблена - это что значит? Использована, исчезла. Пиджаки состарились, нефть, в виде бензина, сгорела. Рынок опять требует новой нефти или новых пиджаков.

А что происходит с искусством? Старое искусство, мало того, что не уходит с рынка, наоборот, повышается в цене, еще и конкурирует с новым искусством, а художники продолжают производить. В этом смысле есть некоторое противоречие, т. е. теоретически можно предположить, что на мировом рынке существует огромное количество искусства, и новому искусству все труднее и труднее попасть в какую-то систему ценообразования.

Но эта мировая машина нашла выход из этой ситуации. И позиция музея современного искусства - это не просто позиция некоей структуры, которая является одним из коллекционеров или площадкой для демонстраций, условно говоря, учебных процессов. А является утилизатором, ибо музей не продает.

В чем же истинная цена искусства? Откуда весь этот рынок берется? Оттуда, что искусство - для вечности, именно оно формирует образ мировой истории. Получается так, что если мы создаем на Украине рынок, в котором отсутствуют музеи как утилизаторы, то мы автоматически придем к тому, что квартиры будут заполнены, все будет заполнено, рынок будет переполнен предложением. Т. е. это противоречие и это отличие художественного от других рынков - товарных.

Александр Ройтбурд:

- Есть еще один момент. Нет единого западного рынка. Но если мы берем такую абстракцию, то там очень четко прослеживаются два уровня. Потребительский рынок - цена, условно говоря, до $2 тыс, - люди покупают картины, чтобы украсить свой быт.

Начиная же с пятизначной цифры, такая покупка рассматривается как инвестиция. В первом случае меньше работают такие критерии: вырастет ли это в цене, будет ли это утилизуемо и т. д. Во втором случае музей выступает не только как утилизатор, но и как гарант того, что эти вещи будут расти в цене. У нас, на сегодняшний день, с одной стороны, нет механизма того, чтобы искусство превращалось в инвестиции, с другой стороны, люди знают, что в принципе, оно будет расти в цене.

Как эти механизмы работают - не представляют, но уже хотят быть в этом уверенными. Потому что, возможно, для нашего среднего класса $2 тыс. - это более неподъемная цифра, чем для какого-то американца - $20 тыс.

В этом смысле показателен рассказ одного из моих друзей-художников, к которому приехал человек покупать его работу за $1,5 тыс. и потребовал гарантию того, что она вырастет в цене. На что художник ответил: "Вы приехали на машине, сколько стоит одно колесо? - Полторы штуки. - Но вы же не рассматриваете это колесо как инвестицию".

Сегодня вкусы большинства людей, которые, так или иначе, могут потратить несколько лишних тысяч, сформированы на уроках рисования в школе; они знают, что передвижники - это хорошо. Потом они прочли в книжках, что хорошо - это импрессионисты и Ван Гог. Нет системы образования, которая бы как-то вводила завтрашнего покупателя в проблематику современного искусства, нет опыта визуального контакта с этим искусством. Разумеется, оно в большинстве случаев отпугивает.

И когда мы говорили о государственном влиянии на рынок, то, очевидно, что для рынка современного искусства была бы очень полезна выработка определенных акцентов в государственной культурной политике. Я часто повторяю такой факт: в Германии государственным чиновникам в 50-е годы было запрещено фотографироваться на фоне реалистической живописи. Германия меняла имидж, реалистическая живопись ассоциировалась с нацистским режимом, и в программу денацификации входил отказ от такого рода искусства.

Дмитрий Джангиров,
главный редактор "Понедельника":

- Мне очень интересны рассуждения про рынок. Мне кажется, что на уровне подсознания мы рассматриваем рынок как наличие спроса и предложения. Однако далеко не все рынки так функционируют. Например, рынок нефти - там цена на всю нефть определяется ценой одной марки - "брент", самой дорогой, которая составляет всего 10% от всего объема продаж. Вся остальная нефть отстраивается "по ранжиру" от этой марки, вне зависимости от того, какие там объемы, и какой спрос и предложение.

То же самое происходит и с искусством. Цена определяется в узком, сегменте сделок между богатыми людьми, которые имеют связи с определенными художниками и галеристами. Т.е., фактически, зависят от вкуса очень узкого круга богатых людей. Вся остальная цена выстраивается по ранжиру, в зависимости от этих сделок.

Наталия Лаваль,
главный редактор журнала "ПолитикНаll":

- Это реальная постановка вопроса. Мне кажется, что на самом деле, существуют гуманистические потребности общества в искусстве. И нет другой альтернативы.

Дмитрий Джангиров:

- Извините, тогда не надо говорить, что есть какие-то деформации на художественном рынке. Однако если гуманистические потребности общества определяются узким кругом богачей, имеющих деньги купить это искусство...

Современное искусство, высокое искусство - это сложный процесс сближения ценоискателей и ценополучателей через очень узкий сегмент сделок, где человек не считает деньги и покупает "фамилию" или потому, что ему нравится данный художник.

Марат Гельман:

- В принципе, ты прав, существуют нерыночные механизмы в искусстве. Но они заключаются не в том, что очень богатые люди, не считающие денег, покупают. А в том, что, например выставка какого-то художника, скажем, в ВДНХ, которая сделана - наполовину на спонсорские деньги, наполовину - на государственные, кардинально влияет на стоимость работ этого художника.

Евгений КАРАСЬ,
руководитель галереи "Ателье Карась":

- Одна из особенностей нашего рынка, которую я хо тел бы упомянуть: он очень герметичен, т. е. сюда не приезжают российские коллекционеры, европейские и американские и т. д. Он закрыт информационно.

Следующий момент. Работа рабочей экспертной группы над версией первой коллекции для музея современного искусства показала то, что до 1995-го года почти ничего не осталось, т. е. работы были куплены, зачастую вывезены. Работы имели определенную стоимость, и сейчас уже видно, что эти работы, 90-х годов, повысились в цене в 2-3 раза.

Виктор Хаматов:

- Я бы отметил такую деталь. Количество денег в стране, направляемых на искусство, либо способных быть направленными, определяет некий венчур, потому что ничего не начинается сразу с гарантий. Только какие-то волевые шаги профессионалов способны уменьшать этот риск, превращая его в некий момент стабильности.

Поэтому, если кто-то говорит о герметичности, то это ерунда, потому что мы можем работать со всем миром. Но нет воли к этому. Потому что если говорить о деньгах, то сейчас можно найти способы их достать - все механизмы финансовые, банковские, присутствуют. Но так как ими никто не пользуется, то мы говорим о реальном факторе инфраструктуры, которая должна обслуживать рынок. О том, что она сегодня не способна к этому.

Марат Гельман:

- Безусловно, правы те, кто считает, что, т. к. этот рынок проходит через медиа, то нужны яркие люди, которые эту ситуацию продвигали бы. Нужны нестандартные схемы. Лео Кастелли, который считается автором Нью-Йоркского рынка, придумал нестандартную схему - он привязал художественный рынок к рынку недвижимости: с поднятием Сохо одновременно поднимался Нью-Йоркский художественный рынок - сейчас самый большой в мире. Такие нестандартные ходы запускают механизм подражания. Потому что уже следующие люди, которые подражали тем, которые покупали, участвуют в процессе. Так же как украинский субъект рынка воспринимает западный, как нечто застывшее, всегда существующее. Так и они там, они смотрели на то, что происходит в СОХО уже как на какую-то реальность.

Виктор Сидоренко:

- Но деньги для искусства мы без законодательной базы не сделаем.

Константин Дорошенко:

- Для того чтобы появилась законодательная база, сначала нужно, чтобы это искусство стало признанной в обществе ценностью.

Марат Гельман:

- Есть еще проблема сужения понятия "рынка искусства". В Москве есть ЦДХ - это очень большая выставочная площадка, в которой каждый, кто хочет, имеет право снять помещение и сделать выставку. Это очень удобный инструмент для исследований.

Мы взяли договоры всех выставок за год. На каждую выставку были затрачены какие-то деньги, и в итоге получилась неплохая сумма. Только 7% из этих денег было затрачено на то, что я, например, считаю искусством. 93% - было затрачено на то. что я не считаю искусством. Проблема заключается в том, что огромные деньги тратятся, но они уходят, потому что понятие о том, что есть искусство, а что нет, тоже надо внедрять. Ведь человек, спонсирующий, например, конкурс красоты, тоже считает, что он помогает искусству...

Александр Ройтбурд:

- Насколько я знаю, сегодня 80% экспертиз на украинском рынке осуществляют дизайнеры и архитекторы, проектирующие личные квартиры.

Ирина Осадчая,
директор галереи "Ирэна":

-Вот это и печально. Вы говорите, что должен быть какой-то лидер. Но пока его нет. Арт-рынок на Украине есть, так как есть люди, которые продают, и которые живут за счет этого. Вопрос в том: кому продают, и что продают? В этом вопросе главное - инфраструктура. Но не просто инфраструктура, которая снова будет создана в Кабинете Министров, в ВР, и будут ею руководить совершенно далекие люди.

Я веду к тому, что мы все действительно разобщены: и галеристы, и эксперты. Каждый почему-то считает, что он создает конкуренцию другому, никакой связки нет. Все из-за того, что мы тоже ничем не гарантированы со стороны государства, чтобы с нами считались.

В круглом столе также приняли участие:

Игорь Подольчак
(Фонд Захер-Мазоха),

Андрей Трилисский
(директор Галереи "РА"),

Людмила Березницкая
(директор галереи "L-Art")

Виталий Очеретяный
(президент SC DOM)








Версія для друку










Виставка українських художників "Рік Мавпи"

Пріоритетом у підборі творів є перехідний стан людей, подій та ознак нашої реальності. Це романтичність одинокого даїшника у ночному дозорі (Олександр Гнилицький), шалена енергія багатолюдного натовпу (Сергій Зарва), палаюча пожежна машина (Жанна Кадирова), помаранчевий вибух салюту (Максим Мамсиков), терпляча нічна черга по вечерю (Алина Якубенко). // докладніше...





ЗАРАЗ






Інформація буде пізніше




















         
  Rambler's Top100