На першу сторінку
 Guelman.Ru      GiF.Ru      Гельман      Арт-Азбука    



На першу сторінку


 Коло художників
 Архів проектів галереї

    



[укр.] [рус.]








Твори :

Оповідання





Из вещества того же

Вчера я родила маленькую девочку. Таких маленьких у меня еще не было: с авторучку. Я кормила ее грудью - и капли молока, круглые и тяжелые, полностью закрывали ее личико с плотно сомкнутыми губками. Я испугалась: вдруг она и не ест совсем. Положила девочку в нагрудный карман и поехала в поликлинику.

Перед кабинетом педиатра обнаружила, что девочка куда-то девалась. Наверное, я вытрясла ее на остановке, когда искала мелочь на билет.

Вернулась. Возле переполненной урны две кошки - черная и полосатая - что-то терзали. Отпихнула их ногой, - но это была не моя малышка, а живой еще карасик с отгрызенным хвостом. Девочку так и не нашла.

Уснула по звонку колыбельника. Во сне я, как всегда, ходила на какую-то работу. Сказали, что сегодня дают зарплату. Долго стояла в очереди в бухгалтерию в полутемном коридоре: экономят свет, не знаю, что это значит. Пахло побелкой и краской. Обрадовалась деньгам, но тут пришла Люда и стала требовать возвращения долга. Во сне эту худую растрепанную женщину всегда (это странно) зовут Людой, и я всегда ей должна какие-то суммы. Расстроилась. Впрочем, я заметила: если наяву мне попадаются кошки, то потом всегда снятся раздоры.

Проснулась с облегчением. Пошла пройтись. Я люблю свою крохотную комнатку, выходящую окнами на старый абрикос. Гулять тоже люблю. Абрикос отцвел и осыпался на землю рыжими мячиками. Оказалось, на дворе зима. Ветер задирал подол моего белого платья и колол ноги острыми снежными рисинками. На углу встретились двое без лиц. Сразу поняла: надо бежать. Бежала быстро, но они догоняли. Испугалась: смогу ли в этот раз взлететь. Никогда нет уверенности. Ноги оторвались от земли, и страх перешел в восторг. Ввинтилась в небо вертикально, как ракета, - и опять испугалась, как бы не оказаться в безвоздушном пространстве. Так уже бывало, и я потом долго отсыпалась.

Но нет, полет оказался управляемым. Долго с наслаждением плавала в воздухе. Было уже лето, внизу зеленые кроны, сияющая река и церковные купола. Спать совсем не хотелось, но колыбельник зазвонил, - пришлось.

Снился выходной - странный день, когда не знаешь, что с собой делать. В снах все очень упорядоченно, и обычно через каждые пять дней мне снятся такие пустые выходные, где нет даже Люды и бухгалтерии. Позволила мужу вывести меня погулять в парк. Во сне у меня всегда один и тот же муж и зовут его всегда Сережа. Это странно. Он по выходным обязательно тащит меня в парк и там заводит один и тот же разговор про детей. Ну, что у нас их нет. В этом сновиденном мире почему-то чрезвычайно носятся с детьми. Если они вдруг куда-то потеряются, это страшная трагедия, как будто скоро не появятся какие-нибудь новые. Это странно.

Я подкидывала носком туфли лакированный каштанчик и тупо молчала. Мне во сне всегда очень жаль мужа Сережу.

Проснулась в театральном фойе. Расходились после спектакля. Публика вся была разряжена необыкновенно. Я уставилась на одну даму в боа из страуса. Заметила, что она тоже разглядывает меня в упор. Глянула в зеркало: так и есть! Я совершенно голая, и как-то жалко голая, на бедрах синяки (стукнулась об угол кровати) и ноги в песке, - наверное, явилась в театр сразу после морских купаний. В толпе раздались смешки. Заметалась, чем бы прикрыться, но билетерша прикрикнула: "Не сметь трогать портьеру!" Взлететь не удалось, да и некуда было. Не метаться же возле хрустальной люстры, как случайно залетевший в комнаты воробей.

Мне стало нестерпимо стыдно. Но тут какой-то мужчина завернул меня в длинный мягкий плащ, обнял за плечи и повел сквозь разряженных. Люд расступился, смешки стихли. Я поняла, что это мой муж, и очень обрадовалась. Так, обнявшись, пошли в свой дом на горе. На террасе долго не могли отыскать ключ, оттого что все время целовались.

Потом мы занимались любовью долго и подробно, так что я и не уснула совсем.

Утром обнаружила в квартире двух близнецов лет пяти. Мальчики - и очень шумные. Под ногами хрустели карандаши и заводные машинки. Я вышла на балкон отдохнуть от шума. На плетеном столике валялась брошюра, где какой-то психиатр убедительно доказывал, что сны необходимы нам, так как подсознание нуждается в определенном порядке. И в снах мы получаем свою долю систематизации окружающего. Брошюре был предпослан эпиграф: "Мы созданы из вещества того же, что наши сны..."

Вспомнила мужа Сережу. Вот бы ему переправить туда, в сон, этих близнецов. Он бы, наверное, был рад. Гулял бы с ними в парке. Решила и себе вывести детей на прогулку, но мальчишек уже не было. Карандаши и машинки куда-то исчезли вместе с ними. На обоях возле зеркала было выведено крупным детским почерком: "Мы ушли купаца". Внезапно мучительно захотелось спать.

Я больше не буду

Пусть они бьют меня, пусть даже ругают. Пусть даже все книжки запрут в шкаф. Только пусть не заставляют просить прощения.

Я сосала сосульку. Да.

Сосулька была розовая-голубая-золотая. Солнце закатывалось, но не хотело и спряталось в сосульке.

У нас в Бухаре снег бывает так редко, сосульки - почти никогда. И вот она - не в книжке, и солнце в ней.

Я сосала ледяное солнце. Это стыдно. Проси прощения. Это значит - отрекись.

Отрекись - я знаю, я читала. Меня уже водили к психиатру, он сказал, что это ненормально. В таком возрасте. Это стыдно. Но я уже.

Уже знаю про Галилея. Он висит на стене в кабинете физики. Я туда заглядывала на переменке, хотя нам, первоклассникам, к старшим соваться нельзя. Но меня в тот раз никто не подловил, и можно считать, что я ничего плохого не сделала. Просто увидела какие-то приборы со стрелочками и Галилея.

Я его еще раньше видела - в книжке. Он догадался, что Земля вертится, а ему сказали, что это стыдно и проси прощения. Отрекайся. Он отрекся, а потом вышел за дверь и говорит: "А все-таки она вертится!"

Она вертелась - но как-то уже не так. Он же отрекся.

Я висела на заборе. Заглядывала через него в котлован. В котловане торчали железные прутья, копошились люди, что-то месили, носили, складывали. Люди были черные, земля желтая, тени синие.

Они опять говорят, что это стыдно.

Почему стыдно?

Они говорят, ты висела на заборе, у тебя форма задралась, и было видно. Рейтузы с начесом. Если бы мальчишки там? Они бы смеялись. Я теперь все время форму держу руками, внизу - чтобы не задралась. Мне стыдно. Я на забор больше не полезу. И по лестнице боюсь ходить - вдруг видно? И бегать - вдруг упаду, и тоже будет видно?

Они говорят: зачем ты два часа торчала возле шашлычника? Соседи видели, соседи сказали.

Шашлычник - он такой, такой... Он праздник. Мясо режет, угли раздувает, лук-помидоры, как жонглер в цирке, подбрасывает. Веселый. Люди вокруг веселые. На запах слетелись - как пчелы на цветы. Едят. Чуреком губы утирают. Шашлычнику нравится.

Бабушка, когда готовит, всегда ругается: "Жрете как не в себя! Когда я уже от этой плиты отдохну?" Но никого на кухню не пускает, потому что сделают неправильно, и надо просить прощения. Мама будет просить прощения у бабушки, а я у них обеих.

А шашлычнику нравится. Он шутит, смеется. Спрашивает: "Шьто, девишька, стоишь? Кушить хочишь? Падхади!"

- Как будто тебя дома не кормят! Не жрешь же ничего! Два часа возле шашлычника! Позор! Позор! Проси прощения.

И - самое страшное: скажи, что ты больше не будешь.

Я читала книжку про художников, а там были голые женщины. И мужчины, да.

Я носила на животе бездомного котенка и кормила его бабушкиной котлетой, которую она для меня из последних сил, да.

Я нашла на дороге деньги, купила арбуз и ела его на берегу арыка с узбечатами, да.

Они за это катали меня на ишаке. Ишак доедал арбузные корки, да.

Мне повязали на голову бант, а я сдернула его сразу за углом, затолкала в щель между сараями и сказала, что потеряла, да.

У меня нет не стыда ни совести, да.

Они сказали, чтобы я сказала, что я больше не буду.

И я сказала.

И больше не была.







Версія для друку












         
  Rambler's Top100