"...Я, наконец, понял, что Джонни - сам преследователь, а не преследуемый, что все его срывы - это неудачи охотника, а не броски затравленного зверя. Никому не дано знать, за чем гонится Джонни, но преследование безудержно,... оно целиком захватило беднягу, который зовется Джонни, и возвеличивает его, и делает живым воплощением абсурда, охотником без рук и ног, зайцем, стремглав летящим вслед за дремлющим тигром".
Х. Кортасар. Преследователь
Бегущий персонаж в проекте Антона Литвина далек, конечно же, от образа гениального чернокожего саксофониста, созданного Кортасаром. Это не герой и не гений - ничего в инсталляции, во всяком случае, нам об этом не говорит. С другой стороны, перед нами и не комический образ, продолжающий кинематографическую традицию гиперактивного недотепы - смех ведь предполагает узнавание и отстранение зрителя от действующего лица, а в данном случае сложно сказать, чем же занят бегущий человек на экране и какую цель он преследует.
Подсказка, которую зритель может найти в фотографиях бегущей собаки, тоже двусмысленна. Ведь даже если он и поймет сюжет: преследователь (сам художник Литвин) бежит вдогонку за бездомной собакой, цель акции ему яснее не станет. Бег художника, равно как и бег собаки, разворачивается перед ним в параллельной плоскости не только из-за характера фото- и видеосъемок, но и в смысловом отношении - как совершенно закрытая от него реальность.
Более или менее очевидной является лишь зависимость действий человека от движений животного, в этом отношении человек в акции гораздо ближе к животному, нежели к другому человеку (то есть к зрителю).
Глубоко скрытое желание "стать естественнее", вернуться "назад к природе", и тем самым избавиться от рефлексии и сознания как такового - неизбывный мотив большинства традиционных утопий, сегодня активно разрабатываемый массовой культурой: "Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой, на-на-на-на..."
Однако если бы целью акции Литвина было бы уподобление животному, маршрут которого он повторяет, то тогда ему совершенно незачем было бы брать с собой фотоаппарат - как, заметим, не было никаких технических устройств у Олега Кулика. То есть сами перформансы Кулика создавались, конечно же, с целью эффектной документации, но роль оператора всегда оставалась за кадром, а в кадре всегда главенствовал актер: человек-собака. Теперь же Литвин соединяет в себе две ипостаси: наблюдаемого и наблюдателя, актера и режиссера.
В целом в проекте можно вычислить три сюжетных линии, три, так сказать, "бегущих строки": собаку (фотографии на стене), автора (создателя фотографий, запечатленного на видео) и видеооператора (создавшего видео, но никак внешне не отображенного). И поскольку каждая последующая строка комментирует предыдущую, то наиболее полной из них оказывается центральная, авторская. Потому как собака предстает только объектом, а автор - субъектом, ее фотографирующим, и объектом, бегущим по городу под прицелом видеокамеры. Ну а обладатель видеокамеры (тоже, как можно догадаться, бегущий вслед за Антоном Литвиным) вообще никак не показывается, он занимает позицию "небесного глаза", абсолютно прозрачного субъекта.
Итак, перед нами разворачивается триада: объект - субъект/объект - субъект. Понятно, что сюжетная цепь могла бы быть и покороче, если бы невидимый оператор снимал бы только бегущую по городу собаку. Но волею художника цепь размыкается, чтобы в центре ее возникло дополнительное "авторское" звено, существа одновременно и рефлектирующего, и действующего, то есть воплощения творческой личности.
Подытоживая, можно сказать, что данному проекту следовало бы называться "автопортретом". Увидеть самого себя со стороны, причем тем магическим боковым зрением, на долю которого приходятся самые острые визуальные переживания и откровения - это ли не предел мечтаний каждого разумного существа. Увидеть себя в зеркале, на него не смотря, не окаменевая в блестящем отражении; увидеть так, словно душа на мгновение оставила тело, а затем вернуться как ни в чем не бывало - говорят, что подобный опыт переживался лишь избранными, да и то в моменты клинической смерти. Впрочем, не только: есть свидетельства и религиозно-мистических опытов по достижению подобного состояния, а у Кортасара об этом говорит Джонни Картер, импровизатор - не только исполнитель, но и преследователь еще не написанной музыки.
