06.02.2003
Борис Херсонский


Родился в 1950 году в семье врачей. В 1973 году закончил Одесский медицинский институт.
В настоящее время - заведующий кафедрой клинической психологии Одесского национального университета.
Стихи пишет с юношеских лет. Первые публикации - в конце 60-х годов. После длительного перерыва начинает печататься в 80-е годы, преимущественно в русскоязычной эмигрантской прессе. В 90-е работал также как журналист.
Автор нескольких поэтических книг: "Восьмая доля" (1993), "Книга хвалений" (1994), "Вне ограды" (1996), "Поэзия на рубеже двух Заветов" (1996), "Семейный архив" (1997), "Post Printum" (1998), "Там и тогда" (2000), "Свиток" (2002).
Стихи Б. Херсонского переводились на финский и английский языки.


* * *
Сизый пепел табачный в кофейном блюдце,
серый туман светлеет в оконном проеме,
и если где-то сейчас веселятся или смеются,
то не в этой стране и не в этом доме.

Здесь ничего не ждут, молчат месяцами,
все давно проговорено в нервотрепке всегдашней,
и ничем не помочь сестре с неразвитыми сосцами,
а была б стеной, мы бы к ней пристроили башни,
а была бы дверь, мы б ее укрепили медью,
и украсили доски неповторимым узором,
а была бы стол, мы б ее уставили снедью,
а была бы жива, мы б ее одарили смертью,
а была бы чиста, мы б покрыли ее позором.


* * *
К осени на востоке набирает силу гора.
Клубится лес у подножья. Выше - разломы скал.
Из чащи - пение птиц и мерный стук топора.
Что под ногами искал - всю жизнь на спине таскал.

Гора набирает силу, как туча перед грозой.
Время грозит обвалом. Но страх меня не берет.
Беседка над родником увита рдяной лозой.
Все осталось при мне, хоть ничего не берег.

Гора набирает силу - стены монастыря,
башни, пещеры, скалы разрастаются на глазах.
Все, что перегорело - воспламеняет заря,
продолжает, скользя по склону, что начато в небесах.

Только камни и могут расти в разрушающемся краю.
Память, густея там, где надломилась кора,
как мертвого муравья судьбу сохраняет мою.
К осени на востоке набирает силу гора.


* * *
Без прав переписки.
(С утра - переклички).
Тут предъявляют иски.
Тут нашивают лычки.
Тут пишут фамилии
со строчной буквы или (и)
заключают в кавычки.

Тут дышат, по струнке стоя,
в лицо направляя выдох,
Тут выход вперед из строя -
это единственный выход.

Тут всегда одинаков
вес пайки из хлеборезки.
Тут позади бараков
затачивают железки.

Тут разбиваешь надежды,
как коленки трехлетка,
о пустоту, где прежде
стояла железная клетка.


* * *
Миг с тобой утоляет мою кручину.
Час с тобой отдаляет мою кончину.
День в трудах для себя превращает в старца.
Ночь в мечтах о тебе возвращает в меня мужчину.

И когда в одеяньях парчовых, расшитых
золотыми улитками, ты встречаешь меня поклоном,
я немею от очертаний твоих сокрытых:
бедра, плоский живот, бугорок над лоном.

Как вмещает облако озерцо в середине рощи,
душу мою изнутри твоя замещает внешность.
Я пишу тебе просто - куда уж проще!
Как ученик, боясь допустить погрешность.

Так дрожала когда-то рука, выводя иероглиф
на испытаньях за право входа в чиновный терем.
Там желали лести. Дождались. Я стал угодлив.
Ты ждала потери. Дождалась. Я весь потерян.

И когда на закате, чуть прикрывая ресницы,
я скольжу по отрогам гор расслабленным взором,
чудится мне запряженная драконами колесница:
ты - возница, глядишь на меня с прощальным укором.

Но теперь, когда мир насилья и обольщенья
низвергается в пропасть распада и обнищанья,
Я не прошу прощенья - мне нет прощенья.
Я не прошу прощанья - мне нет прощанья.

Полный адрес статьи : http://kiev.guelman.ru/rus/people/khersonsky/